Елена Каменская родилась 10 июня 1913 года в Смоленске. Семья Каменских с двумя старшими дочерьми – семилетней Галиной и пятилетней Тамарой – к этому моменту обосновалась в собственном доме на Казанской горе. Тамара, моя прабабка, в своих воспоминаниях довольно много пишет о сестре. «Ляля – моя младшая сестра – росла довольно слабенькой девочкой, часто подверженной простудным болезням. (…) Ее очень оберегали от всего и ничего не давали делать. Няня Наташа ее очень любила и нянчилась с ней, а на нас часто покрикивала: «Дятёнке покоя от вас нет, як юлы носятесь!» Няня и прозвала Елену Лялей. Так она и стала – Ляля для семьи, Лялец для подруг, тетя Ляля для племянниц и, наконец, баба Ляля – для нас, внуков и правнуков.
Добавлю, что Владимир Каменский, отец девочек, мечтал о сыне. В фамильной легенде существуют разные версии высказывания, которое он произнес, когда узнал, что снова родилась дочь, но не в высказывании суть. Суть в том, что если старшим девочкам Каменским еще удалось застать более-менее благополучные времена, когда семья была счастлива и жила в довольстве, когда в стране была еда и не было войны, когда еще можно было родиться девочкой и папа бы не расстроился, то Ляле с самого начала не повезло.
В 1914-м году началась война, у отца стало значительно меньше времени на семью: как смотритель Смоленского особого магазина (проще говоря – военного склада) он был круглосуточно занят отправкой эшелонов с продовольствием на фронт. В 1915-м начались добровольные «уплотнения», и Каменские уступили часть комнат беженцам из Прибалтики. В 1917-м Владимир Каменский вышел в отставку и увез семью в Киев – город своей мечты, куда еще не докатилась революция. Но вскоре беспорядки начались и там. Каменский отправляет жену с тремя дочерьми обратно в Смоленск, а сам остается в Киеве на месяц – завершить дела. В Смоленск он больше никогда не вернется. Старшие девочки отца успели узнать и помнили его всю жизнь, Ляля же была слишком мала, чтоб сохранить что-то более четкое, чем его размытый образ.
Началось смутное время. Смутное это время продолжалось на протяжении всей Лялиной жизни.
В полуголодные 20-е годы смешливая и боевая девочка Ляля окончила школу, затем Смоленский техникум связи и пошла работать на Смоленский телеграф. Там ее застала война: 22 июня 1941 года из всей семьи только она одна оказалась в городе и была моментально мобилизована в числе прочих сотрудников телеграфа. Рассказывали, что здание телеграфа уже горело, когда сотрудникам разрешили спасаться. Немецкие танки входили в пылающий город. Ляле с подругой чудом удалось добраться под градом пуль до вокзала, откуда как раз отправлялся последний эшелон. Влезть туда можно было, только прыгнув на головы в прямом смысле этого слова. Девушки забрались на дверь вагона и – прыгнули.
В Тамбове, куда прибыл эшелон, их забрал первый же патруль до выяснения личностей. Через несколько дней Лялю отправили в действующую армию связистом.
…Родные узнали об этих приключениях много позже, спустя полтора года, когда от Ляли внезапно пришла весточка в военный госпиталь под Рязанью, которым заведовала ее сестра Тамара. «Мы все вместе написали Ляле письмо, – пишет моя прабабка, вспоминая эти годы, – и через некоторое время она приехала к нам в отпуск на три дня. Радости не было конца! По сей день сохранилась фотография с ее приезда в Солотчу: она в военной форме и я. Позже время от времени приходили короткие треугольники, оповещавшие о ее перемещении по фронту, вплоть до тяжелейшей контузии в 1944 году, которая оставила ее инвалидом».
Три с половиной года Ляля Каменская, болезненная девочка со слабым здоровьем, нянина и мамина любимица, провела на фронте. Сначала на передовой, по-пластунски ползая по полям сражений, восстанавливая связь. Затем снова на передовой, но уже старшим лейтенантом, командиром взвода связи. А потом – тяжелая контузия позвоночника, грудной клетки и головы, пять месяцев в госпитале, инвалид 2-й группы.
Мне кажется, на Лялином характере и на всей Лялиной жизни очень сильно сказался резкий переход из благополучного раннего детства в собственном доме с огромным садом, сестрами-институтками, матерью-красавицей и отцом-офицером в полную бесприютность`1918 (и далее везде). Как сказали бы нынешние психологи, становление ее личности пришлось на тот переломный момент, когда старые ценности уже потеряли смысл, а новые еще не сформировались. Возможно, я много себе позволяю, рассуждая таким образом, но сочетание фамильного «каменского» упрямства со вставшим на дыбы безжалостным миром, безнадежностью и пониманием собственного бессилия – очень непростая смесь. Говорят, в юности Ляля была веселой и жизнерадостной, с прекрасным чувством юмора, но на обратной стороне фотографии, снятой 4 февраля 1940 года, её рукой написано: «Я стала уже старая». Ляле там 26 лет. До войны оставался год.
И все же мне кажется, что настоящая Лялина жизнь пришлась именно на войну. Именно там, в кошмаре передовой, Ляля была сильной и нужной. Именно там она растратила последние остатки оптимизма и юмора. Именно там, на фронте в военное время, Ляля была героем, а не младшей дочкой и болезненной сестрой, которую надо оберегать, жалеть и баловать. И именно об этом времени и об этой Ляле мы не знаем почти ничего.
После войны Ляля с мамой Евгенией Макаровной волею судеб оказались в городе Горьком (комната в Смоленске, куда их доуплотняли в 30-е годы, сгорела в первые же дни войны). Им дали, как тогда говорилось, «жилплощадь» – пятнадцатиметровую комнату на втором этаже деревянного дома без удобств. В комнате было печное отопление, дрова выдавались по карточкам.
Ляля (инвалид 2-й группы) и Евгения Макаровна (которой было почти 70 лет), таскали воду из колонки по лестнице на второй этаж и жили на Лялину пенсию. Жили плохо, за чертой бедности. В 1948 году, несмотря на инвалидность, Ляля пошла работать на Горьковский телеграф.
Спустя годы Ляля написала книгу — фронтовые воспоминания. О книге прознали в совете ветеранов, переговорили с издательством и уже готовы были издать, как вдруг Ляля передумала — нет. «Нас было там много, — сказала она. — Вдруг прочтут мою книгу фронтовые друзья и скажут: «Что же она, больше нас, что ли, воевала, больше нас сделала? Зачем она хочет выделиться?» Книга так и не была опубликована. Точно так же жестко Ляля отказала генералу, который сватался к ней в 50-е годы. «Не желаю быть никому обузой», — отрубила она. И так никогда и не вышла замуж.
С той же жесткостью Ляля рассорилась со старшей сестрой Галиной. Лялин упертый военно-патриотический сталинизм никак не мог даже на расстоянии ужиться с Галиной непримиримой ненавистью к Сталину, который сломал ей жизнь, отнял у нее семью и отправил в КарЛаг как жену врага народа. Сестры не разговаривали годами. Моя же прабабка Тамара могла часами доказывать Ляле по междугороднему телефону, что Бога нет: с фронта Ляля вернулась не только сталинисткой, но и истово верующей православной.
В 1955 году умерла мама – Евгения Макаровна. Старшие сестры срочно приехали в Горький. Ляля в это время лежала в больнице и категорически отказалась ехать на похороны. «Я столько лет прожила с мамой, — сказала она, — теперь я остаюсь одна и хочу запомнить маму живой». В последнем письме к Тамаре мама переживала больше всего за младшую дочь и просила Тамочку не бросать сестру.
Ляля Каменская умерла в 1986 году, в больнице города Горького, и похоронена на пригородном кладбище, где Горьковскому телеграфу как организации были положены льготные места. Последние тридцать лет она прожила одна, то с любимой кошкой, то с собакой, в однокомнатной квартирке, которую ей дали как ветерану и инвалиду войны в конце 50-х годов. Периодически она брала к себе жиличек-помощниц, но надолго они не задерживались и в основном, как говорилось, были «себе на уме».
Моя прабабка Тамара – кудесник хитроумных квартирных обменов – неоднократно пыталась перевезти Лялю в Москву. Она превосходила себя в каждой новой «цепочке», но на последнем звене – согласии Ляли на переезд – все рушилось. Один раз она отказалась переезжать из-за того, что соседи неодобительно отнеслись к ее собаке, в другой раз ей не понравился шестой этаж… Вся родня пыталась уговорить Лялю, но договориться с ней было невозможно, и мне кажется, что за ее скромностью, болезненностью и непритязательностью скрывались жесткие принципы и железная воля, подчас диктовавшая решения и поступки, идеологически несовместимые с благополучием и личным счастьем.
В Горьком у Ляли не было никого из родных. После ее смерти квартирка на улице Героя Чугунова отошла девушке, которая совсем недавно поселилась у нее как помощница, а рукопись Лялиной книги так и пропала навсегда. |
Комментарии
Money and freedom is the best way to change, may you be rich and continue
to guide other people.
Also visit my website Tennis blog
with hackers? My last blog (wordpress) was hacked and I ended up losing several weeks of hard work due to no backup.
Do you have any methods to protect against hackers?
my webpage - a
RSS лента комментариев этой записи